По приглашению Лувра Марлен Дюма создала «Связи» (Liaisons) — произведение, состоящее из девяти картин, задуманных для огромной стены атриума Ворот Львов. Размеры холстов соответствуют размерам мраморных барельефов, которые когда-то висели на этой стене. Таким образом, «Связи» становятся частью истории Лувра и его музеографии, вписываясь в традицию масштабных живописных декораций, художественных интервенций и заказов in situ в музейных пространствах.

Произведение для особого пространства

Марлен Дюма разработала «Связи» специально для этого пространства, расположенного при входе в Галерею пяти континентов и живописный отдел Лувра, недалеко от Большой галереи. Эта близость к признанным шедеврам живописи приобретает особое значение, учитывая, что творчество художницы глубоко укоренено в этой среде, постоянно сочетая источники и истории, подобно самому музею Лувра.

Эти «связи» — название, данное художницей на основе слова, существующего как во французском, так и в английском языке, — это те отношения, которые связывают территории друг с другом и людей друг с другом, отражая чувственное и эмоциональное отношение к искусству как к фрагменту человечности с неявным романтическим резонансом.

Виртуозность и техника

«Связи» демонстрируют замечательную виртуозность и технику художницы, одновременно свободную и точную. Некоторые из этих лиц более абстрактны, другие более жестовые, а некоторые скорее отражают следы рисунков. Каждая из девяти панелей сохраняет свою индивидуальность и обретает свой уникальный статус в рамках ансамбля. Марлен Дюма задумала эту серию в духе музея: Лувр как место встречи и пребывания в присутствии произведений искусства, чтобы вступить с ними в диалог.

На протяжении многих лет Марлен Дюма постоянно цитировала, ссылалась и включала произведения из Лувра в свое собственное искусство. Ее творческий процесс объединяет изображения из ее архива и переносит их в живописную сферу; создавая эту работу, она не устанавливала никаких ограничений на тип и форму своего вдохновения из коллекций. Она работает с уже существующими изображениями и сочетает текстуру живописи с глубоким размышлением об истории искусства и форм.

О художнице

Марлен Дюма (родилась в Южной Африке в 1953 году) живет и работает в Амстердаме уже более сорока лет. Из своего рождения в Южной Африке она сохранила особый интерес к маргинализованным фигурам и их изображениям, которым отдала дань уважения в своих поразительных работах. Виртуозный художник, она постоянно раздвигала границы своего медиума, вступая в диалог с фотографией и даже скульптурой.

Ее работы представлены в крупнейших государственных и частных коллекциях. Ей были посвящены многочисленные выставки в самых престижных музеях мира, включая обзорную выставку рисунков в Центре Жоржа Помпиду в 2001 году.

Марлен Дюма также известна серией диалогов с историей искусства, проявившихся на выставках в музее Мунка (2018), музее Орсе (2021-2022) и Музее кикладского искусства (2025). Она также создала серии иллюстраций к «Венере и Адонису» Шекспира и «Парижскому сплину» Бодлера.

Беседа между Марлен Дюма и Донатьеном Гро, руководителем программ современного искусства музея Лувра

Что для вас представляет Лувр?

Долгое время я была чужой музеям искусства. Родившись в 1953 году в Южной Африке и прожив там до 23 лет, я не росла с Лувром как реальным музеем для посещения. Он существовал только в учебниках по истории искусства во время моей учебы изобразительному искусству в Университете Кейптауна (1972–1975), но в то время меня интересовало только современное искусство. Я думала о Лувре с его знаменитыми идеализированными женщинами, Моной Лизой и Венерой Милосской, главным образом как о далеком, внушающем благоговение месте для пожилых людей, которым нравилось смотреть на европейскую историю мертвых. Он казался мне не связанным со мной.

Но когда я приехала продолжать учебу в Нидерландах в 1976 году, началось изменение. В 1985 году я отправила матери открытку с изображением Крылатой Победы Самофракийской. Я комментировала многочисленные скульптуры ангелов во Франции, в то время как в Южной Африке единственные ангелы из камня были на кладбищах. Я написала, что видела шедевр в Лувре: «Большая, очень большая картина с прекрасными красками и эмоциями Делакруа. Вот это искусство!» Это была «Резня на Хиосе». Делакруа больше не был из законченного прошлого, он казался современным. Его работа повлияла на мои картины. Лувр также стал крепостью и дворцом, связанным с Марией-Антуанеттой и гильотинами Французской революции. В 2005 году я нарисовала «череп» Шарлотты Корде, убившей Марата в ванне. Всё связано со всем, как однажды сказал один мудрец.

Таким образом, Лувр представляет для меня не только историю искусства так называемого Запада с его красотами и его бесчеловечностями, но и ценность сохранения и совместного использования коллективной истории человечества и взаимосвязей.

Глядя на девять картин, которые вы создали, мы видим лица. Все они разные и их трудно определить. Откуда они берутся?

Когда вы спрашиваете кого-то вроде меня, кому 72 года, откуда эти лица, я могу дать вам бесконечное множество ответов, и все они будут фрагментами истины, в то время как самый честный ответ будет: я действительно не знаю. Я знаю изображения, на которые смотрела, и информацию, которую собрала, но что действительно осталось, а что было потеряно? Они определенно приходят не из одного места. Одна из моих ранних работ, в конце 1970-х, была коллажем, сделанным из вырванных кусочков начала и окончания любовных писем. Она называлась «Не разговаривай с незнакомцами». Название было ироничным, поскольку я верю, что через искусство ты говоришь с незнакомцами и с мертвыми.

Мои лица — это смесь прошлого и настоящего. Я не могу непосредственно изобразить ужасы продолжающихся геноцидов нашего времени, но их тени действительно повлияли на настроение, в котором были созданы эти лица. Портретная живопись имеет дело с похожестью и узнаванием известных людей. Лица имеют дело с безымянными. Они включают тех, кто обесчеловечен, как беглецы, заклейменные как чужие. Говоря как старый экзистенциалист, я признаю свои собственные чувства отчуждения.

Все они, кажется, проявляют особый способ живописи, более похожий на рисунок, более жестовый… Это выглядит как проявление многих форм, которые может принимать живопись. Вы согласны?

В «Связях» живопись и рисунок едины, неразделимы. Я никогда не делаю эскизов заранее того, как должна выглядеть картина. Рисунок — это не прелюдия к живописи. Живопись — это слияние.

Каждая из этих девяти картин началась с того, что я наливала смесь разбавленной масляной краски на растянутый и предварительно загрунтованный холст, положенный на низкий стол, а затем слегка приподнимала холст, чтобы передвинуть влажную краску, пока не установилась какая-то общая форма. Я словно партнер по танцу в игре случайности, где краске позволено идти своим путем, но опять же, не до конца. Текстуры кожеподобных поверхностей весьма непредсказуемы, так как я нетерпелива при смешивании масляных красок со скипидаром. Это приводит к неравномерным пятнам. Мне нравится физичность и контрасты.

Какую роль сыграли коллекции Лувра и Галерея пяти континентов в создании этой работы?

Меня вдохновляли не только картины, но и скульптурные произведения Лувра. Опыт «Умирающего раба» Микеланджело был одновременно душераздирающим и эротическим. В последние годы я использовала изображения, даже не осознавая, что эти объекты также были частью коллекции Лувра, как рельеф богини Иштар на месопотамской вазе для моей картины «Рождение» (2018) или скульптура сатира «Висящий Марсий» для моей картины «Скорбящий Марсий» (2024).

Для проекта в Лувре я сначала сосредоточилась на работах, которые знала по посещению галереи, когда она была еще только четырех континентов. В то же время я собирала газетные вырезки о современном Париже. Искусство, которое меня больше всего трогает, всегда имеет ритуальное ядро и демонстрирует смесь страха и удивления по отношению к внешнему миру и мирам внутри нас. Однажды я говорила о своем искусстве как о молитвах о защите. Рисовать — значит изгонять страх, бороться между свободой и судьбой.

Эта работа называется «Связи». Можете ли вы объяснить значение этого названия?

На протяжении многих лет я часто использовала эротические метафоры для разговора об искусстве. Произведения искусства функционируют как чувственные тела, пытаясь соблазнить зрителей влюбиться в них, зная при этом, что они никогда не смогут быть верными только одной перспективе. Работы также не связаны намерениями их создателя. Они «предадут» художника, как только им будет представлено более привлекательное или мощное значение. Девять картин образуют ненадежные отношения между собой, что приводит к изменениям характера в зависимости от их размещения на стене или когда они «соединяются» с другой картиной. Они предпочитают предполагать, а не определять. Они хранят секреты.

Я не читала французский роман «Опасные связи» (1782) Шодерло де Лакло, но видела фильм «Опасные связи» (1988) Стивена Фрирза с его сетью запутанных дел. И я хотела название, которое не нуждалось бы в переводе.

Какой, по вашему мнению, будет реакция зрителей?

Я не могу предсказать среднюю реакцию зрителей, так как каждый несет с собой свои личные тяготы и багаж опыта. И для меня это тоже незнакомая почва — создавать картины такого размера и вешать их так высоко. Мне больше подходит близость. Я предпочитаю смотреть на картины вблизи, чтобы взаимодействовать с метками и жестами, которые заставили их возникнуть, осознавать их материальность как объектов, входя в их метафизическую реальность. Надеюсь, это все еще можно будет почувствовать, даже не видя деталей. Я думаю, некоторые скажут обо мне: «Почему она и почему здесь?!» И я отвечу: «Потому что она попросила меня». Вы не хотите сказать «нет», когда Лоранс де Карс просит вас.